Отрывок из книги председателя совета Купавинского бадминтонклуба А.Н. Красильникова
По разным популярным изданиям, а теперь и по интернету, гуляет байка о популярности в России некой игры в волан ещё с екатерининского «золотого века». Якобы наша просвещённая императрица, поклонница до поры до времени всего французского, пригласила какого-то специалиста «мячиковых игр» из самого Парижа, а одной из таких игр был прообраз современного бадминтона. При этом называется имя французского эмигранта Армана Эмманюэля дю Плесси.
Похоже, это какая-то одесская шутка, поскольку его носил знаменитый дюк Ришельё, градоначальник этой столицы отечественного юмора, известный по хрестоматийному памятнику на Приморском бульваре — своеобразному символу Одессы. Будущий французский премьер-министр действительно перебрался в Россию в самом конце царствования Екатерины Второй, спасаясь от революции, но никаким тренером по игре в волан он, разумеется, не подвизался, а других «мячиковых игр» Россия тогда не знала. Во всяком случае, свидетельств о занятиях у нас модной во Франции забавой под названием жё-де-пом не было и нет. Да и других аналогов современного тенниса, похоже, в наших краях не культивировали. Иначе бы о том писал бы самый сведущий знаток этой игры Борис Фоменко. Однако он категорически утверждает, что история тенниса в России ведёт свою летопись с конца 70-х годов теперь уже позапрошлого столетия.
Что же говорят литературные свидетельства?
Современных восемнадцатому веку, увы, не сохранилось, а в двадцатом появилась часто цитируемая пьеса А.Н. Толстого «Любовь — книга золотая», где действительно есть сцена, в которой Екатерина Великая играет на природе со своим адъютантом Завалишиным. С неё начинается третье действие комедии:
В тени дома, длинного, деревянного строения с полукруглыми окнами и низенькими колоннами, близ крыльца, устроены качели, качающиеся на стойке; разрисованная доска. У качелей неподвижно стоит княгиня, глядя, как под дубом бегают, играя в волан, Екатерина и Завалишин.
Екатерина. […] Ловите же… (Бросает волан.)
Завалишин. Ловлю…
Екатерина. Вы неуклюжи… Нужно уметь ловить.
Завалишин. Что?
Екатерина. Всё. Удачу. Счастье. Ловите! (Бросает.)
Завалишин. Ловлю… (Опять промахивается.)
Екатерина. Что с вами? Вы стали неповоротливы, мой друг. Вы рассеянны…
Завалишин. Ничуть. Мне лишь трудно бороться против вас.
Екатерина. Я бы и не советовала вам… (Далеко бросает волан.) Вот, бегите!..
Завалишин. Ещё бы, когда сия рука привыкла бросать армии и покорять страны, — что ей закинуть в кусты волан или несчастное сердце человеческое. (Уходит.)
Екатерина (княгине). Мальчишка дерзок и несносен.
Княгиня. Да, ваше величество.
Екатерина. Жарко так, я вся разгорелась… (Бежит с поднятой ракеткой к лесу.) Напрасные старания! Придётся вам, сударь, изодрать чулки в орешнике… (Скрывается в лесу.)
В этой сцене «Третий Толстой» заставляет исполнителей изображать полную нелепицу: какое-то бросание под дубом (писал бы уж лучше: под развесистой клюквой) волана, летящего в конце концов куда-то в орешник. Воображаю, как чертыхался сценограф во времена, когда театр ещё старался следовать воле автора, читая последние две ремарки! А каково всё это было изображать актёрам, ни разу не державшим в руках ракетку, в двадцатые годы прошлого столетия?
И всё-таки такой спектакль шёл. И не где-нибудь, а на сцене 1-й студии МХАТа! Жалко, киносъёмки не осталось.
Впрочем, граф Алексей Николаевич никогда не был безупречен в вопросах истории. Действие пьесы происходит в имении князя Серпуховского, хотя этот род пресёкся ещё в XV веке. Среди персонажей — адъютант императрицы, которому та присваивает чин майора, тогда как должность называлась флигель-адъютант, а в тогдашней табели о рангах значились не просто майоры, а премьер-майоры и секунд-майоры. Поэтому не будем делать скоропалительный вывод, что в подмосковном Серпухове играли в волан уже в XVIII веке.
Что же пишут на эту тему не вольные сочинители, а учёные мужи?
В тех же источниках, где называется имя дю Плесси, вскользь сказано, дескать, известный русский историк Н.И. Костомаров упоминает, что игра в волан была модной при дворе Екатерины II. Однако никаких ссылок на труды знаменитого профессора не даётся.
И не мудрено! Ведь мало-мальски грамотному человеку известно, что Николай Иванович Костомаров не успел довести «Русскую историю в жизнеописании её деятелей» до екатерининских времён. Остановился на правлении Елизаветы. Похоже, и здесь постарался какой-то одесский шутник!
Так что достоверными сведениями об увлечении игрой в волан в восемнадцатом столетии мы, увы, не располагаем.
И всё же есть надёжные источники, свидетельствующи
Великий русский поэт и крупный государственный деятель Гавриил Романович Державин тоже служил при дворе Екатерины. И чинов в ту пору достиг немалых: был и губернатором, и сенатором, и кабинет-секретар
Пернатый к потолку лаптой мечу леток…
Здесь что ни слово, то клад!
Пернатый — значит, игра велась не круглым мячом, как в жё-де-пом, а снарядом, оснащённом перьями.
К потолку — заметьте: не под дубом, а в помещении, в зале, следовательно, занимались этим в барской усадьбе круглый год.
Лаптой — именно так по-русски называли главное орудие играющего. «Лаптою же или ракетой бьют перёный мяч, летучку (волан), лопаточкою, обтянутою по обручику кожею или струнным переплётом», — объясняет в своём «Словаре живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль.
Мечу — тот же В.И. Даль одно из значений этого глагола иллюстрирует таким примером: «Мальчишки мечутся снежками». Делаем вывод: автор стихотворения не просто подбрасывал пернатый снаряд, а делал это в паре с кем-то. Кстати, другой авторитетный лингвист — Максимилиан Романович Фасмер вёл этимологию слова «метать» от польского «роmiаtаć», то есть «бросать туда-сюда».
Леток — это собственно русское слово синонимично французскому «волан», что подтверждает и словарь В.И. Даля. Автор выбрал именно его не только ради рифмы (оно последнее в стихе). Всё произведение написано в нарочитой славянофильской манере, но если неологизм «тихогром» (калька с итальянского «фортепиано») так и не прижился, то леток, как мы убедились, вошёл в живой великорусский язык, то есть язык простого народа.
Значит, играли в него не только в барских хоромах. Конечно, крестьянские избы не имели просторных зал с высокими потолками, поэтому деревенские ребятишки позволяли себе эту забаву только летом, на свежем воздухе. Но, несомненно, ею занимались, иначе бы такой щепетильный лексикограф как Владимир Иванович Даль не зафиксировал бы этот синоним в своём словаре.
Дворянство же предпочитало французский вариант — волан. Вскользь это слово упоминается и у классиков нашей литературы. Александр Иванович Герцен в автобиографическ
Тут, как сами понимаете, одно из двух: или «перёные мячи» той эпохи были настолько прочны, что сохраняли свои свойства годами, либо «метались» ими наши дворяне уж очень хило. Автор этих строк больше склоняется ко второй версии.
Весьма своеобразно «играли в воланы» и герои Ф.М. Достоевского. Откроем повесть «Неточка Незванова» и найдём там такое описание:
«Сначала она даже пугалась меня, рассматривала меня с удивлением, по своему обыкновению, после того как, бывало, целый час бьётся со мной, показывая, как играют в воланы, и не добьётся толку. А так как я тотчас же становилась грустна, так что слёзы готовы были хлынуть из глаз моих, то она, подумав надо мной раза три и не добившись толку ни от меня, ни от размышлений своих, бросала меня наконец совершенно и начинала играть одна, уж более не приглашая меня…»
Согласитесь, трудно понять, в чём заключалась такая игра. Но вряд ли она была подвижной, и вполне верится, что перья при этом могли не ломаться годами.
Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но что можно увидеть сквозь века? Во времена Державина не существовало ни кинематографа ни даже фотографии. Тогда главным визуальным свидетельством были творения живописцев.
В литературе о бадминтоне, перекочевавшей и в интернет, часто упоминается о находящейся в Эрмитаже картине художника девятнадцатого столетия В. Власова, изображающей «семейный турнир по бадминтону». К сожалению, не только полотна, но и самого автора в каталоге нашей крупнейшей художественной галереи отыскать не удалось. Очевидно, это такой же мифический персонаж, как и пресловутый дю Плесси.
Однако по соседству, в Русском музее, мы всё-таки нашли важнейшее художественное подтверждение исторических корней отечественного бадминтона.
Ученические годы художника Александра Григорьевича Варнека в стенах Академии художеств начались ещё при Екатерине Второй. Но настоящим мэтром он стал уже при её внуке Александре. Считался непревзойдённым мастером портрета, «русским ВанДейком». Тогда у корифеев этого жанра особо ценилась точность деталей. Заказчик хотел видеть себя на холсте таким, каким видел в зеркале. Варнеку это удавалось. Поэтому его работы могут рассматриваться сегодня как своеобразные фотографии.
Довелось А.Г. Варнеку побывать и поработать в «Мекке» художников тех времён — живописной во всех смыслах этого слова усадьбе Успенское на берегу Волхова, принадлежавшей известному меценату и коллекционеру Алексею Романовичу Томилову. В разное время у него гостили все знаменитые портретисты России, включая Ореста Адамовича Кипренского и Александра Осиповича Орловского. И все они писали хозяина имения и его домочадцев.
В 1825 году А.Г. Варнек создаёт серию портретов детей Томиловых. Нам же больше всего интересен младший сын Коля. Одиннадцатилетни